Военно-морское дело в истории Ганзы
Карл фон Клаузевиц, формулируя ставший известным тезис, что война есть продолжение политики иными, насильственными способами, не имел, конечно, в виду Ганзейский союз городов. Но история политики ганзейских купцов подтверждает, что суждение это верно в отношении всех стран и эпох.
Любекский бургомистр Генрих Касторп считал, что переговоры предпочтительнее дорогостоящей войны1. Ганзейские политики были не столько миролюбивы, сколько умудрены опытом, знанием того, с каким риском связана война. Даже для экономически могущественной Ганзы мобилизация необходимых для войны средств и ресурсов сопровождалась все усложнявшимися проблемами. Этим объясняется то, что Ганза прибегала к войне как средству достижения экономических и политических целей лишь в крайних случаях, когда не удавалось достичь успеха путем переговоров, политического и экономического давления или когда сам противник переходил к военным действиям.
Но, даже когда дело доходило до войны, ганзейцы продолжали дипломатическую борьбу. При этом они заботились о том, чтобы выглядеть защитниками законных прав и представить противника — часто весьма обоснованно — как нарушителя мира и законов.
В интересах торговли купец стремился избежать войны, но он был очень чувствителен к угрозе нападения и каперству. Угрозу морским путям и проливам не всегда можно было устранить дипломатическими методами. Поэтому вооружение судов становилось вынужденной необходимостью. Когда возникала более серьезная угроза, чем пиратство, города решительно восстанавливали свое морское владычество, без колебаний прибегая к силе как средству экономической политики.
Исследуя морские войны, которые вела Ганза, можно прийти к выводу, что в ходе развития мореплавания и военно-морского дела в городах сравнительно рано возникли начальные элементы военно-морского искусства. Это искусство совершенствовалось с усилением опасности на море, а также с дальнейшей, от войны к войне, эвлюцией кораблестроения и вооружения в течение трех столетий. Из поколения в поколение передавались описания сражений, сохранялись воспоминания о вооруженных столкновениях на море, и тактика морского боя содержала прежде всего практические правила и приемы его ведения.
Видимо, происходило взаимодействие практики и теории. Это предположение подтверждается тем, что в ходе Северной семилетней войны (1563—1570) любекский военно-морской контингент, входивший в состав союзного флота, привнес новое в боевые формирования и порядки, из чего можно заключить, что флот Ганзы и ранее использовал сходные формы и приемы маневрирования.
Основу, постоянную команду составлял "корабельный народ" (Schiffs-volk), который обучался военному ремеслу в бесчисленных стычках с пиратами. Бравшиеся на борт бюргерские отряды с давних пор заменялись наемными формированиями. Когда это требовалось, добавлялся дополнительно "военный народ", который состоял в зависимости от задач как из наемников, так и из призванных бюргеров. На кораблях охраны, в конвое, служили, как правило, кнехты, нанятые городами, а в случае войны на борт брались бюргерские отряды.
В XIII—XIV вв. "военный народ" (Kriegsvolk) состоял обычно из бюргеров, принадлежавших к разным ремесленным объединениям. Из призывных свитков Ростока и Гамбурга точно известно, сколько воинов должна была выставлять каждая корпорация в том случае, если потребуется защищаться. Такой принцип действовал и в других ганзейских городах. Когда Тевтонский орден, ведя войну с пиратами, готовил десант на Готланд, прусские города также обязывались выставлять отряды. Внутри городов определялось, сколько воинов должно было предоставить каждое ремесленное объединение. Из источников можно узнать, какие отряды выставлялись разными городами и какое участие в их снаряжении принимали ремесленники разных специальностей. Все бюргеры, способные к военной службе, обязывались следовать призыву на воинскую службу. Этот принцип, призванный прежде всего обеспечить защиту городов, распространялся в ганзейских городах и на способы комплектования команд кораблей.
Бюргерская присяга предусматривала, что бюргер должен уметь владеть оружием. В бою для защиты использовались шлем, нагрудник и поножи. Кроме рубящего и колющего оружия, использовались лук и стрелы.
Со временем на борт стали брать все больше и больше наемников, которые владели огнестрельным оружием. Для найма солдат города рассылали вербовщиков в земли, удаленные, от моря. Упоминания о ганзейских посланцах дошли до округов Ганновера, Вестфалии, Тюрингии, Саксонии3. С этим заданием ездили бывшие предводители наемных отрядов. Они знакомили будущих солдат с условиями найма и сообщали им дату смотра, который проходил обычно в одном из портовых городов. Когда имя завербованного заносилось в список, он получал деньги на дорогу, а в случае выбраковки — и на обратный путь.
Если же претендент, желая получить больше денег, например простой кнехт выдавал себя за стрелка, то, соглано статье 14 ганзейского корабельного устава, он получал только половину положенных ему денег.
После того как составлялся вербовочный лист, отряд проходил совместный смотр: каждый завербованный сообщал место рождения, имя и фамилию. Особое внимание уделялось вооружению, тип и состояние которого учитывались при назначении жалованья. После того как был отряд сформирован, он приступал к выполнению оборонительных функций.
Таким образом, с XV в. в экипажи кораблей входили военные отряды из моряков, призванных бюргеров и наемников. Командующими и командирами отдельных подразделений были, как правило, члены советов, назначавшиеся городами. Эти флотоводцы, совершенствуясь в течение столетий в ведении морского боя, в маневрировании, вынуждены были постепенно выходить за рамки тактики и разрабатывать вопросы стратегического развития их флота. Тем самым был сделан шаг от тех мер, которые диктовались необходимостью защиты мореплавания, к военно-морскому искусству, получили развитие все части этого искусства — стратегия и тактика — в их взаимодействии и взаимообогащении.
Морское владычество Ганзы основывалось на экономическом, политическом и культурном развитии морских городов, мощь их союза была обусловлена успехами морской торговли. Флот вырос в XIV—XV вв. количественно и качествено. В XV в. он насчитывал 800—900, а может быть, и 1000 кораблей грузоподъемностью 30—40 тыс. ластов5, т.е. примерно 80 тыс. т. Эти данные скорее занижены, чем завышены. Штраль-зундский торговый флот насчитывал к началу XVI в. почти 100 единиц, любекский в 1595 г. — 253 судна, из которых примерно 50 имели грузо подъемность свыше 120 ластов6. Таким образом, можно предположить, что во второй половине XVI в. в семи ганзейских городах — Любеке, Гамбурге, Данциге, Бремене, Штральзунде, Ростоке, Висмаре — находилось около 1000 кораблей.
Если исходить из того, что тогдашние торговые корабли за короткое время могли быть переоборудованы в военные и вооружены, то станет очевидным, что при угрозе их торговым интересам ганзейцы были способны ввести в бой значительную флотилию.
Когда дело доходило до войны, ганзейский съезд принимал решение о ее ведении и целях, о контингентах, которые должны были выставить города, о распределении расходов. Решение съезда ложилось в основу плана войны. К тому же интересы городов в отношении безопасности торговли совпадали, что гарантировало их сотрудничество и взаимодействие их морских отрядов в реализации принятых решений, не исключая споров и различий во мнениях, причины которых обычно коренились в финансовых проблемах.
Исследуя морское владычество Ганзы, следует иметь в виду, что в североевропейском регионе ганзейское кораблестроение было ведущим. Растущая потребность в транспортных кораблях вела к его расширению, Во всех морских городах возникли кораблестроительные площадки, так называемые лаштадии , на которых во все возраставшем количестве изготовлялись и ремонтировались когги.
В первой половине XIV в. в ходе совершенствования конструкции судов на коггах появились платформы на носу и на корме, предназначенные для размещения воинов, — кастеллы. Так возникли три боевых площадки, включая "воронье гнездо", и с их возвышения в ближнем бою лучники и арбалетчики обстреливали противника.
После перехода к строительству кораблей типа "кравел" были преодолены ограничения, которые накладывались на габариты при строительстве клинкеров. Увеличились размеры как самих кораблей, так и число мачт; они стали мореходнее, перед оснасткой открылись новые возможности. Вследствие этого суда увеличили скорость, а после совершенствования весельной оснастки стали маневреннее. Кастелы превратились в прочные постройки. Скоро правилом стала установка трех мачт, и кастеллы были усилены для приема большего числа вооруженных людей и оружия. Вместо бывшей до тех пор платформы на мачте на кораблях появился сначала марс, а потом и другие мачты стали нести увеличенную и усиленную кастеллу на топе, которая могла вместить большее число стрелков. Эти совершенствования были следствием длительных каперских войн и необходимостью конвойных плаваний. Корабелы начали строить "марсовые корабли", появление которых означало возникновение нового типа военных судов, стремясь тем самым удовлетворить потребности ганзейских купцов в безопасном мореплавании. Эти более крупные и мореходные корабли, естественно, не только увеличили возможности морского транспорта, но и усилили боевую мощь флотских соединений. Они непосредственно влияли на возможности стратегического использования флота и развитие военно-морского искусства в городах.
Заслуга городского бюргерства — введение на кораблях артиллерии, использовавшейся на суше, и правильное тактическое применение этого нового оружия.
Со второй половины XVI в. в ганзейской корабельной артиллерии, возможно, применялась картечь. В 1460 и 1461 гг. свитки городского казначейства Любека отмечают закупку значительного количества стали. В XVI в. усиливалось вооружение судов. Среди прочего надо назвать глиняные подобия ядер, наполненные гвоздями. С большой вероятностью можно сказать, что это был картечный снаряд, производивший ужасное действие на экипаж и такелаж вражеских судов.
В первой половине XVI в. Любек обладал 1203 единицами пушек и другого огнестрельного оружия, из которых 447 находились в укреплениях, а 139 — на борту кораблей. 617 хранились в городских цейхгаузах.
Целью артиллерии было или уничтожение противника или нанесение ему таких людских потерь и материального ущерба, после которых он уже не мог сопротивляться абордажу. Недальнобойность и неточность артиллерии на протяжении всего XVI в. обусловили то, что главной фазой боя был абордаж. В конвойном или отдельном плавании артиллерия служила для защиты или запугивания противника.
Задача ганзейского флота в военное время состояла в том, чтобы воспрепятствовать морскому сообщению противника и защитить собственные морские соединения. Ганзейский съезд определял стратегические направления, формы и методы использования военного флота, цель его действий, поскольку обеспечить господство на море одновременно во всех местах было невозможно.
Стратегическое применение ганзейских военно-морских сил сводилось к битвам, десантам, морской блокаде. В то время как морские сражения и блокада относились к ганзейской военно-морской стратегии, морские десанты в зависимости от поставленных целей были или стратегическими, или тактическими.
Стратегия городов в войне могла включать различные категории военно-морского искусства и в ходе боевых действий было возможным перерастание планировавшегося морского десанта в решающую битву с вражеским флотом.
Флотоводческое искусство ганзейских командующих проявлялось в формировании эскадр в единый флот, в способности сплоченным строем подвести его к противнику, чтобы использовать успех, достигнутый в битве, для установления господства на море.
После изучения ганзейской истории можно заключить, что военно-морское дело, развитое городским союзом, долгое время было ведущим в североевропейском регионе. Ганза привнесла многое в развитие сопровождения на Балтике и в Северном море и обогатила военно-морское искусство новыми знаниями и достижениями. Это можно показать на отдельных примерах.
Морская блокада как категория военно-морского искусства впервые проявилась в 1284 г. в войне против Норвегии для достижения экономических и политических целей. Это было одно из самых ранних достижений военно-морской стратегической мысли в ганзейских городах, которое в дальнейшем широко использовалось.
Морские десанты ганзейцев против короля Вальдемара IV Датского в первой и второй войнах (1361—1362 и 1367—1370) могут быть оценены как первые амфибийные операции в североевропейской военно-морской истории. Военно-морское дело Ганзы достигало такого уровня, что города и их союзники смогли запланировать и реализовать операцию, сопряженную с погрузкой войсковых частей, тяжелого осадного оборудования, лошадей для всадников и повозок, большого количества материальных резервов. Им удалось также обеспечить перевозку по морю, охрану и поддержку высадившихся частей с моря.
В мирное время практиковалось боевое патрулирование и наблюдение с целью обеспечения благоприятных условий для введения в действие флота. До сих пор на флотах существует такая практика. Равное значение имела и каперская война, и поныне называется она "создание помех морскому транспорту".
Практика конвоев показывает способность ганзейских флотоводцев делать выводы и из собственного опыта каперства, и из действий противника в отношении комплектования команд, вооружения и формирования сопровождения и охраны.
Предпринятую в середине июня 1428 г. попытку ганзейского флота уничтожить датские военно-морские силы на их базе, в Копенгагене, можно расценивать как первое в Северной Европе крупное военно-морское сражение, в котором корабельная артиллерия действовала с дистанции. Новшеством явилась огневая поддержка со стороны моря, с находившейся на плаву батареи при блокировании гавани.
Рассматривая военные операции на море, которые вели города в течение более чем 300 лет, можно заключить, что войны Ганзы во многих случаях достигали поставленных целей. Но есть и обратные примеры, когда хорошо спланированное предприятие терпело крах из-за неспособности флотоводцев в короткое время превратить группировку кораблей в единое боевое подразделение и ввести его в бой по всем правилам военно-морского искусства. Когда же Ганза имела дело с противником, который тоже вел боевые действия импровизированным флотом, она добивалась успеха.
Прогресс военно-морского дела и необходимость противостояния новым угрозам вынудила наконец Ганзу начать строительство кораблей, предназначенных прежде всего для военных нужд. Момент, когда это произошло в первый раз, установить точно невозможно, с некоторой вероятностью можно датировать его началом XV в. Строительство постоянного военного флота было делом не всего союза, а каждого города в отдельности, тратившего на это собственные средства в зависимости от своих потребностей и возможностей.
С уверенностью можно сказать, что военное судостроение началось в большинстве ганзейских городов одновременно; но только из Любека дошли более или менее содержательные сообщения о его первом этапе и первых результатах, относящиеся к первой половине XV в.
До строительства крупных флотских соединений дело, по всей видимости, не дошло. Влияние Ганзы на море ослабевало одновременно с ее упадком и ростом морских сил в западно- и североевропейских государствах.
Подводя итоги, можно сказать, что Ганза привнесла много нового не только в торговлю, кораблестроение и культуру, но и в военно-морское искусство в эпоху его зарождения. Она переняла и развила достижения соседних народов Балтики и Северного моря, разработала и опробовала на практике основные приемы военно-морского искусства — морскую блокаду, конвойную систему, морское патрулирование.
|
|
